Истории героев: со слезами на глазах

В тёплые и солнечные майские дни к памятнику советским солдатам, погибшим в боях за освобождение Старого Оскола, люди несут алые гвоздики и тюльпаны. Глядя на них, Раиса Ивановна Дегтярёва мысленно возвращается на много лет назад, в страшный сорок первый год, когда в мирную и счастливую жизнь всех советских людей вдруг ворвалась война…

Было время, она и сама каждый год 9 мая приходила к мемориалу у Атаманского леса, но уже несколько лет не может выйти из дома, потому что подводят больные ноги – сказываются последствия голодного и холодного военного детства и тяжёлых, полных лишений и горя, послевоенных лет. Вспоминая то время, Раиса Ивановна не может сдержать слёз.

Когда началась война - ей было всего десять лет. В тот солнечный июньский день она с подружками играла на улице в мяч. Они не сразу обратили внимание на соседа, который вышел из дома и что-то им говорил. Однако выражение его лица и какая-то смутная необъяснимая тревога заставили девочек прекратить игру. «Война! Война началась!» – услышали они страшные слова. И по тому, с какой интонацией сказал это взрослый человек, поняли – случилось что-то непоправимое.

– Мы ещё не представляли, что это такое – война, – рассказывает Раиса Ивановна. – Дома мама с папой объяснили, что немцы внезапно напали на нашу страну, что война – это ужасно и будет пролито много крови. Они очень плакали, а я и мои старшие сёстры Вера и Валя сидели рядом, притихшие и испуганные.

Оккупация…

Известие о том, что Германия напала на Советский Союз, мигом облетело все дворы на улице Киселёвка, что за Канатной фабрикой, где жила семья Баклановых – Антонины Никифоровны и Ивана Егоровича, родителей Раи. Началась мобилизация, и в сёлах остались только старики и инвалиды. Забрали на фронт и Ивана Егоровича, который воевал в районе села Касторное на Воронежском направлении. В некоторые семьи начали приходить «похоронки»… А уже через год, в июле 42-го, немецкие войска вошли в Старый Оскол и заняли близлежащие села, в том числе и Киселёвку.

– Недалеко от села Каплино есть урочище Жуково, вот оттуда и надвигались немцы, завоёвывая нашу территорию. Помню, как на нашей улице под огромным раскидистым вязом остановилось три машины с ранеными солдатами. У кого-то глаза нет, у кого-то руку оторвало, кто-то без ноги, кругом кровь и стоны.… Это было очень страшно. Все голодные, просят что-нибудь поесть. Им собрали в вёдра молоко, напоили, а потом машины отправились дальше – в Незнамовский лес. Но там, как рассказывали, наших солдат захватили немцы и всех расстреляли, – со слезами на глазах вспоминает Раиса Ивановна.

Она не может говорить о войне без слёз. Как, в прочем, и все те, кто пережил эти страшные и тяжёлые годы, кто был свидетелем того кошмара, который, как казалось, никогда не закончится.

Бои в районе села Каплино были очень сильными, и Раиса Ивановна вспоминает, что во время бомбёжек в домах открывали окна, чтобы от ударов не разбились стекла. Прятались в погребах или убегали на соседний хутор, где было немного тише.

– Когда гитлеровцы вошли в село, они назначили своего коменданта из бывших поволжских немцев, который смотрел за порядком, следил, кто и что делает, не связан ли с партизанами, не укрывает ли наших солдат и командиров. Всех жителей гоняли на работы – мы пахали на коровах, рыли окопы, плели какие–то щиты и соломенные сапоги – не знаю, для какой цели. Потом стали забирать молодёжь в Германию, и моя старшая сестра, комсомолка, которая ненавидела фашистов, тоже попала в этот список. Она говорила отцу, которого к тому времени комиссовали из-за болезни, и он едва мог ходить: «Пусть забирают, мы там создадим подпольную организацию и будем им мстить, вести подрывную деятельность в тылу». Но папа ответил, что с таким характером её там завтра же расстреляют, он каким-то образом пристроил сестру вязать сапоги, и она избежала этой участи.

– Немцы захватили много пленных советских бойцов и держали их в большом овраге, который был прямо за стеной маслозавода, – продолжает моя собеседница. – Наши мамы и бабушки варили пшено на воде, добавляли немного молока, а мы, девчонки, в вёдрах носили этот кулеш пленным. Вешали ведро на толстую палку и несли вдвоём, потому что очень тяжело, а идти было километров восемь. Охранники нас не трогали, разрешали покормить несчастных. Я как сейчас вижу картину: мы кружками разливаем еду в миски, пленных много, и кулеш быстро заканчивается. И один из солдат смотрит на нас и тихо так просит: «Налейте мне, немного налейте…». А в ведре уже пусто. Тогда он прижал свою миску к груди и медленно пошёл в толпу.… До сих пор не могу забыть его глаза, – с болью в голосе говорит Раиса Ивановна.

Зима 43-го…

С приходом осенних холодов и суровых морозных зим жителям оккупированной территории стало ещё тяжелее. Есть было нечего, одежды и обуви не хватало – в одних сапогах из свиной кожи, которые пропускали воду, дети по очереди бегали в школу. А чтобы протопить печь и хоть как-то согреться им, худеньким и щупленьким девчонкам, приходилось корчевать и носить из леса сосновые пни, собирать хвою и ветки. Домой приходили с обмороженными ногами и руками, вот почему теперь Раиса Ивановна мучается от болей в суставах.

О пережитом военном времени она рассказывает сбивчиво, перескакивая с одного факта на другой. И не потому, что память подводит. Напротив, эти события так крепко в её память врезались, что от них теперь никак не избавиться. А сбивается Раиса Ивановна – от нахлынувших эмоций, от того, что до сих пор болят душа и сердце.

– Как-то мама вышла в огород за капустой, смотрит – а между грядками лежит человек в военной форме. Он ей говорит: «Мать, подойди, я свой, я русский лётчик, попал в плен. Спасите…». Они с отцом переодели его в старую рваную одежду, а форму сожгли, иначе фашисты нас всех могли расстрелять или повесить. Но кто-то донёс, что у нас живёт русский военный, и немцы забрали его и отвели в здание клуба на Канатной фабрике, куда сгоняли всех пленных. Тогда мой отец пошёл к коменданту и попросил помочь, сказал, что его родственник попал в плен. Выручило, наверное, то, что в молодости они работали вместе, поэтому комендант написал записку, и пленного отпустили. Правда, за это время его пытали, подвешивали за руки и вниз головой. Русского лётчика нужно было срочно переправить за линию фронта, которая проходила за урочищем Жуково. И вот в четыре часа утра отец запряг лошадь, посадил в телегу лётчика, зачем-то взял меня с собой, и мы поехали. Добрались спокойно, потом отец его высадил, расцеловал, и тот благополучно добрался до своих. Я знаю это, потому что потом, когда наши освободили село, он приходил в сельсовет и спрашивал: «Жив ли Бакланов Иван Егорович? Он спас мою жизнь, и я хоть на секундочку должен к нему забежать». И уже после войны он прислал нам письмо, благодарил за то, что остался жив.

Раиса Ивановна вспоминает, как зимой 43-го, после очередного боя они ползком пробирались по переулку к своему дому, чтобы набрать муки, которая после попадания в кладовку снаряда оказалась перемешанной с куриными перьями и песком. Но делать было нечего – так и ели клёцки, хрустя песком на зубах. А ещё помнит, как в каждом доме, а также в их сарае, где вот–вот должна была отелиться корова, немцы установили пулемёты и в бинокли наблюдали за рощей, откуда должны были наступать советские солдаты.

– Многих наших они тогда поубивали пулемётными очередями, – говорит она. – А один солдат в горячке бежал по улице и кричал: «За Родину! За Сталина!». Его подстрелили, и он упал. Тогда немцы подошли и начали снимать с него валенки и другие тёплые вещи. Оставили нетронутым вещмешок, а там – всего три кусочка пиленого сахара и два сухарика! Вот с чем наши солдаты воевали! Голодные были, а страну освободили. А у немцев хлебушек аккуратно упакован, были у них и консервы, масло сливочное…

Почти восемь месяцев пытались немцы установить на старооскольской земле «новый порядок», но не вышло. Пятого февраля 1943 года части 107-й и 340-й стрелковых дивизий решительным штурмом освободили от гитлеровцев город Старый Оскол. Чуть раньше были освобождены сёла Каплино, Федосеевка, Луги, Жуково… И вот, наконец, наступил он – долгожданный май 45-го!

Не боялись трудностей

После войны, едва окончив семь классов, Рая пошла работать на канатную фабрику. Наравне со взрослыми восстанавливали разрушенную фабрику и подростки, на носилках вручную поднимая наверх кирпичи. Трудилась она и в «Заготзерне» – отбирала зерно на пробы.

– Мы не знали, что такое каникулы, работали, чтобы купить к школе туфли или платье, – рассказывает Раиса Ивановна. – Тогда трудились все от мала до велика, и никто не жаловался ни на усталость, ни на бедность. Всюду были разрушенные дома, разбитые дороги, нужно было поднимать из руин города и сёла, строить жизнь с самого начала. Я смотрю на нынешнюю молодёжь – и телефоны сотовые у них, и компьютеры, и одеться-обуться есть во что, и бытовая техника в помощь – стиральные машины, микроволновки. А вот работать мало кто хочет, боятся трудностей. Мы же ничего этого не видели. После войны – голод, помню, как сестра спустилась с печки, открыла кухонный стол, все уголочки осмотрела – а там нет ничего. Она закрыла дверцы и снова на печку. За ней другая сестра, и тоже к столу. Есть совсем нечего было, ни крошки хлеба не было.… Но и это мы пережили. Позже, когда старшие сёстры учились, им давали паёк, и мы все с нетерпением ждали его. Потом и я поступила в учительский институт, и каждый раз, когда получала стипендию, заходила в магазин, покупала пряники с розовой глазурью и несла их домой.

37 лет Раиса Ивановна Дегтярёва проработала в школе учителем биологии, а когда вышла на пенсию и поняла, что на эти деньги трудно поднимать двоих внуков, оставшихся на её попечении, устроилась на работу в гостиницу «Металлург». Таким образом в биографии Раисы Ивановны появилось ещё 15 лет трудового стажа.

Сегодня она – пенсионер Совета ветеранов ОЭМК, труженик тыла военных лет. Для неё и тех, кто помнит ту войну, кто прошёл через все лишения и тяготы, видел смерть и знает цену жизни, 9 мая – не просто День Победы, а святой праздник, праздник со слезами на глазах. Она часто рассказывает внукам о своём трудном детстве, о том, какой подвиг совершили наши воины во время Великой Отечественной войны, и просит не забывать об этом. И память эта нужна, в первую очередь, нам, живым. Ведь как писал Роберт Рождественский, «…если мы войну забудем, вновь придёт война».